Борис Козлов

РОДЖЕР МАХОРКИН И ВЕЛИКАЯ ДЕПРЕССИЯ

Роджер Махоркин, в прошлом работник санэпидемс­танции, а ныне человек широких взглядов, испытывал депрессию. Он ощутил все ее стадии: от мелкобуржуаз­ного сплина через высокосветскую хандру до безысход­ной пролетарской тоски. Некая сила обрекала на пора­жение все начинания Махоркина. Требования к соседу из 14-ой квартиры возместить Махоркину моральный ущерб за время, проведенное с женой первого, было признано не­выполнимым, а аргументы Махоркина сосед счел неубеди­тельными.

Переговоры со свояком Веспасианом относительно прав человека на свободный выбор времяпровождения были сорваны женой Веспасиана Клитемнестрой, кото­рая подтвердила свою репутацию агрессора в женском обличье и пособницы мирового империализма. Роджер долго изучал круглый след на предплечье, оставленный, вероятно, вантузом.

Единственным способом развлечься было призна­но решение отправиться в цветочный киоск на углу, где, по словам племянника Веспасиана, Автандила, работа­ла женщина с двумя головами. Едва Роджер вошел в это благоухающее помещение, как выяснилось, что ин­формация Автандила несколько преувеличена - за при­лавком стоял грубый мужик в каракулевой шапке, ко­торая увеличивала неуловимое сходство с крестьяни­ном Харитоном.

Но какой пейзаж предстал перед изумленным взо­ром Махоркина! Фатально отсвечивали одиозные гвоз­дики, несколько консервативнее - молодые, неокрепшие тюльпаны. Желанной пощечиной общественному вкусу покачивались фаллические ирисы, демонстрируя свое превосходство обыденным фиалкам. Опостылевшую ис­поведь источали желтые цветы, которые всегда первы­ми появлялись в столице метрополии, багровели гроздья гнева современного пролетариата - анютины глазки, от­теняющие монархическую строгость гортензий и нарцис­ сов. Осенней безнадежностью дыша, привычно отцвели величественные пионы и гладиолусы, известные в наро­де как "сладкие сны первоклассника". Рядом - цветы со­борности и незалежности - вечно живые брат и сестра "Иван-да-Марья". И, наконец, светлого мая приветы - бе­лые цветы Красной книги.

Надежда блеснула в потрясенной душе бывшего ра­ботника санэпидемстанции. Вспомнились ему цветы, по­даренные некогда незаслужившей этого жене соседа из 14-ой квартиры на 8 Марта, заскользил взгляд Роджера по горшкам с кактусами и кадкам с гаоляном и наткнулся на картонную табличку. О, тщета и суетность бытия и соз­нания! - всего два слова способны все превратить в не все: "Рододендронов нет".

Тоска обрушилась на Махоркина с новой силой.

Вверх ::: Борис Козлов