Борис Козлов

Я - Голем

Эта, казалось бы очевидная, мысль пришла мне в голову на удивление поздно -сегодня. Логика, этот вреднейший инструмент в арсенале разума, предполагала следующий шаг - все остальные тоже големы. Все, кто вышел из глины и живет в соответствии с магической пентаграммой - големы. Но эта попытка отождествиться с окружающими была решительно отвергнута соображениями эгоцентризма - этого лучшего инструмента в арсенале самоуважения.

Ведь это я - Голем. Это я аккумулирую отрицательные эмоции окружающих, это я хожу по Петушьей улице, это моим появлением в сумерках объясняется беспричинная грусть. Это я смотрю из башенного окна старой пражской синагоги. Это моя кривая улыбка вызывает раздражение реббе Лоэва. Кривая улыбка, которую многие считают гримасой. Сколько зеркал помутнело, пока я научился отвечать этой улыбкой самому себе.

Наконец-то до меня дошло, что я - Голем. Со своей любовью, меньше всего нужной самому себе, со своей дружбой, не нужной себе самому. Со своим патриотизмом, от которого шарахаются тени пражского Града.

Это я живу в легенде, пока на улицах не начинаются события, которые снова делают меня живым. Главное - успеть до дождя. Но я умею говорить. И об этом, пожалуй, уместно помолчать. Прежде всего, относительно реббе Лоэва. Ему об этом знать совсем необязательно.

Приближаются сумерки . то время, когда я привык выходить на узкую Петушью улицу и слушать рассуждения старого раввина. Ребе не так прост, он давно подозревает, что я знаю больше о себе, чем он хотел бы. Он давно стремится разбить мою грудь молотком, разбить и понять: что же заставляет биться мое глиняное сердце. Но я не верю старику . и он не услышит от меня ни слова. И когда-нибудь не он - каббалист, а я – Голем - стану пророком еврейского гетто.

За окном стремительно сереет какой-то пустырь и странная пыльная дорога. Внезапно я понимаю, что знаю это место, знаю эту дорогу. Здесь я много раз проходил с реббе Лоэвом, когда мы отправлялись из старой синагоги в Град, а дорогу проложили здесь совсем недавно. В Праге еще слишком мало пешеходов для такой дороги, поэтому ночью эта пыль очень красиво серебрится в лунном свете. Жители гетто никогда не ходят по новой дороге, оттого эта пыль.

Уже давно не было дождя, поэтому я должен успеть уйти по ней до того, как упадут первые капли. Иначе, каббалист разыщет меня по следам, и от его пентаграммы мне уже не сбежать.

Тем временем краски за окном продолжают терять яркость. Час между собакой и волком, который часто скалится мне прямо в лицо. Но не сегодня. Сегодня я понял главное: я - Голем, который знает, что умеет говорить, но должен молчать. Я буду по-прежнему раскачивать колокола, и реббе Лоэв будет по-прежнему угрожать молотком и запугивать своей пентаграммой. Но все это ненадолго. Скоро я стану свободным, и тогда гетто узнает правду, правду, которую очень скоро осознаю я сам. Эта правда, я уверен, в моем сердце, недаром Лоэв так подозрителен. Но ключ к правде - не его молоток, а моя мысль, которая - продолжение моего имени.

Имя я уже знаю. Осталось только еще немного подумать, почувствовать. Разобраться.

Реббе слишком долго держал меня в неведении. Я не собираюсь устраивать бунт, я не собираюсь разрушать дома на Петушьей, я собираюсь уйти. Уйти вместе с грустью, которой так много вокруг, а потом я вернусь, чтобы снова собрать ее. Всю эту печаль я отнесу в свой собственный дом. Дом на самом краю оврага, на берегу болота. А потом приглашу в гости раввина Лоэва и всех жителей гетто, чтобы они поняли, что... Хотя они, наверное, не придут. Мои соседи не доверяют моей улыбке и боятся мутных зеркал.

На улице совсем стемнело. В комнату проникли длинные печальные тени. Это тени пражского Града, мне знаком их пепельный цвет. Это цвет печали, цвет глаз реббе Лоэва, цвет моих глаз, цвет моего имени. Неоформленный. Голем. Это цвет зеркал в моем доме, цвет, которыйы я хочу показать жителям гетто, чтобы они отразились в нем, а потом вышли на пыльную дорогу до дождя, иначе пентаграмма догонит их всех. Но они закрывают ставни, они боятся, они держат в сундуках молотки. Им не нужен пророк. Зачем они научились говорить?

В этом доме я совсем недавно, хотя успел уже познакомиться с доброй женщиной Прасковьей Федоровной. Я охотно разговариваю, ведь она не знает, кто я на самом деле. Завтра я познакомлюсь еще с одним человеком, он мой сосед. Прасковья говорила, что он поэт. И зовут его, кажется, Иван. Да, точно . Иван Бездомный.

Вверх ::: Борис Козлов