Борис Козлов

Роджер Махоркин и кризис бытия, или практика реинкарнации

Роджер Махоркин, бывший инспектор санепидемстанции, а нынче человек души, проснулся.

Ранние подъемы вошли в привычку и не вызы­вали больше у Роджера чувст­ва обреченности и тщетности бытия. Первое, что увидел Ма­хоркин, открыв глаз, была си­няя жилка, напряженно пуль­сировавшая на совершенно незнакомом колене. Роджер готов был поклясться, что ви­дит это колено впервые, и тем не менее иллюзия существо­вания презумпции невинов­ности мгновенно уступила место твердой уверенности в необходимости идти под ве­нец. Идти под венец Махорки­ну не хотелось, особенно се­годня. На сегодня у Роджера существовали вполне опреде­ленные планы. Во-первых, бы­ло необходимо умыться, во-вторых, позавтракать и, наконец, в третьих, ожидалась важная встреча с соседом по огороду на нейтральной территории - возле ларька.

Внезапно колено, занимавшее мысли Махоркина пос­ледние пять минут, дернулось и уступило место голове, состоящей из бледного личика и его густой ры­жей шевелюры, по которой Махоркин без труда угадал ее обладательницу - буфетчицу из забегаловки на углу. Дальней­шее бытие Махоркина предс­тавилось ему в кроваво-крас­ном цвете. Буфетчицу опреде­ленно как-то звали, оставалось всего несколько чтобы вспомнить ее замысло­ватое имя. а потом попытать­ся его внятно произнести. Мгновения ударами метроно­ма обрушились на всколыхнув­шееся сознание Роджера Махоркина: гонг, ведущий повторяет вопрос, Роджер не знает ответа и решает рискнуть, надеясь на удачу.

- А, дорогая, ты уже прос­нулась...

Последующая пауза мог­ла уничтожить благоприятное впечатление, которого удалось достичь бывшему инспектору санэпидемстанции, но в этот момент фортуна вновь проник­лась жалостью к Роджеру - ры­жая голова лениво отверну­лась, явив Махоркину шею те­лесного цвета со сбившимся кулоном, изображавшим ка­кой-то символ зодиака, послы­шалось равномерное дыхание, означавшее, что у Роджера ещё есть время.

Побег! Такое решение подсказали Махоркину результаты созерцания окружающей территории. Прежде всего Роджер обнаружил, что находится не совсем в своей, а вернее, совсем не в своей квартире, что подтверждалось дальнейшими, более тщательными наблюдениями.

Для побега необходимо было прежде всего восполнить недостающие фрагменты одежды,вернее, обрести формы, придающие существовавшим фрагментам логическую завершенность. Элементы одежды, присутствовавшие на теле Махоркина, характеризовались в основном носками, а также бантом бордового цве­та на шее, который изначаль­но Махоркин принял за петпю.

Первые же попытки рети­роваться вызвали неодобре­ние со стороны находившейся под боком оппозиции. Пружи­ны скрипнули, и время оста­новилось. Возможность дышать Махоркин обрел секунд, через двадцать, когда пружины, скрип­нув еще раз, замолчали.

Поиски брюк растянулись от ножек кровати до прижав­шего пояс брюк утюга. Роджер смутно осознал, что этот утюг он уже где-то видел, и поэто­му решил прихватить его с со­бой на правах старого друга.

Это безусловно альтруистическое решение дополнялось видом мятой сорочки со следами кетчупа на воротнике и – Роджер улыбнулся – помады на манжетах.

- Уж я-то тебе руки цело­вать не собираюсь, - мститель­но подумал Махоркин и реши­тельно пополз в прихожую, где, по его мнению, были находиться сапоги, паль­то, шапка и... внезапно став­ший необходимым носовой платок. Эти аксессуары дейст­вительно находились в прихо­жей, но являли собой стран­ный вид: все говорило о том, что они тоже были чужие, во всяком случае Махоркин не помнил, чтобы он когда-либо носил шинель с погонами подполковника.

Это неожиданное откры­тие заставило Махоркина тре­вожно оглянуться и поправить саблю на поясе, явно мешав­шую ему передвигаться в непосредственной близости от пола. Холодный эфес вернул Роджера к мыслям о немедленном побеге. хотя теперь возможность последнего каза­лась Махоркину все более труднодостижимой.

Глоток водопроводной во­ды на кухне заставил Родже­ра поднять голову - и время в третий раз за сегодняшнее ут­ро поперхнулось секундами: на стене висел выцветший да­герротип, изображающий его (!), Роджера, совсем еще мо­лодого, на буланой лошади с саблей в поднятой правой ру­ке и с ромбами капитана кавалерии в петлицах.

Роджер звякнул шпорами, снимая сапоги, и забрался обратно под стеганое одеяло. Рыжеволосая буфетчица недовольно дернула обнажившим­ся плечом и сонным голосом пробормотала: "Клавдий, ты бы хоть галифе снял".

Вверх ::: Борис Козлов